Простая услуга - Страница 10

– Могу гарантировать вам, что моей жены там нет. В том доме она определенно не чувствовала себя в безопасности. А почему вы считаете, что моя жена попала в беду?

Возможно ли, чтобы Шон лгал? Эмили никогда не упоминала, что у ее матери слабое здоровье. Она упоминала только, что ее мать терпеть не могла родинку у нее под глазом и вела кампанию за то, чтобы ее удалить. Эмили сопротивлялась – в основном чтобы продемонстрировать неповиновение, – но следствием конфликта стал пожизненный комплекс из-за этого маленького темного пятнышка.

А я всегда верила, что мы рассказываем друг другу все обо всем.

Полицейским не терпелось убраться отсюда и написать рапорт. А может, им не терпелось в патрульной машине снова приступить к делу, от которого их отвлекли. На прощание они попросили дать им знать, если Эмили объявится, и обещали, что детектив свяжется с нами через день-два, если все останется как есть. Через день-два? Серьезно?

В дверь снова позвонили. Это оказался сержант Моллой.

– И еще кое-что, – сказал он, как Питер Фальк в старой серии “Коломбо”. Я чуть не прыснула. – Надеюсь, в ближайшее время вы не планируете других поездок в Европу, – обратился он Шону.

– Я буду здесь, – холодно ответил Шон. – В смысле – у себя дома. Со своим сыном.

Услышав, что патрульная машина выехала с подъездной дорожки, я сказала:

– По-моему, нам необходимо выпить.

– Определенно, – согласился Шон.

Я налила нам по двойному бурбону, и мы сели за кухонный стол, потягивая бурбон и ничего не говоря. Почти приятное чувство – пить, ничего не говорить, чувствовать, что после столь долгого перерыва в доме снова мужчина. Но потом я вспомнила, зачем Шон здесь. И пришла в ужас – в который раз. Я сказала:

– Может, тебе стоит позвонить ее матери?

По крайней мере, мы бы что-то делали. Мне хотелось быть рядом, когда Шон станет звонить. Эмили или утаила от меня часть важной информации о себе, или лгала Шону. Или Шон лгал полиции. Все эти версии не имели смысла. Зачем ему лгать о подобных вещах? А зачем ей?

– Конечно, – ответил он. – Стоит попробовать. В крайнем случае, поговорю с ее сиделкой.

Шон набрал номер. Мне хотелось попросить его включить громкую связь. Но это выглядело бы странно.

– Здравствуйте, Бернис, – начал он. – Мне страшно не хочется беспокоить вас, но Эмили, случайно, с вами не связывалась? О, конечно. Я подумал – нет. Нет, все отлично. Думаю, она уехала в командировку. А я только что вернулся. С Ники все прекрасно, он оставался у друга. Я совсем не хочу беспокоить вас… – Пауза. Потом Шон сказал: – Конечно, я поговорю с ней, если она хочет. Рад слышать, что у нее один из хороших дней.

Еще одна пауза, потом:

– Добрый вечер, миссис Нельсон. Надеюсь, у вас все хорошо. Я хотел спросить: ваша дочь вам не звонила?

Пауза.

– Эмили. Нет-нет. Я так и думал. Пожалуйста, передайте ей от меня привет, если увидите ее. И берегите себя. До свидания.

Когда Шон положил трубку, на глазах у него были слезы. Я почувствовала себя отвратительно из-за того, что я такая мелочная и подозрительная. Какие бы смешанные чувства я ни испытывала к Шону, Эмили была его женой. Мамой Ники. Шон любил ее. В этом мы с ним были единодушны.

– Ах, бедная старуха, – сказал Шон. – Она спросила: “Дочь? Какая дочь?”

Услышав это, я почти порадовалась, что смерть моей матери была милосердно внезапной и мне не пришлось видеть, как мама исчезает по частям.

– А что насчет семейного домика на озере? – спросила я. – В Мичигане? Куда вы, ребята, ездили на твой день рождения. Эмили не могла уехать туда?

Шон бросил на меня острый изучающий взгляд, словно спрашивал себя, откуда мне известно про домик, словно он не хотел, чтобы я знала про домик. Неужели он не помнит, что именно я взяла на себя Ники, когда они с Эмили сбежали на свой романтический уик-энд?

– Ни в коем случае, – сказал Шон. – Она любила бывать там. Но не одна. Одна – никогда. Она боялась, что это место посещают призраки.

– Посещают? Как?

– Не знаю. Никогда не спрашивал. Однажды она сказала, что там полно привидений.

Я задумалась. Насколько близки были Шон и Эмили, если она сказала, что в семейном домике водятся призраки, а он так и не уточнил, что она имела в виду?

– Она рассказывала, что ее родители были холодными, авторитарными, отвергающими ее людьми и что ее жесткая юность была реакцией на то, что ей пришлось вынести в доме без любви. Я всегда думал, что это нас объединяет. У нас обоих детство прошло в психушке.

Исчезновение Эмили и, полагаю, бурбон заставили Шона – обычно такого британского и сдержанного – говорить свободнее, чем я от него ожидала. На самом деле до сих пор мы едва ли обменялись несколькими словами, так что, наверное, я хочу сказать – более свободно, чем я себе представляла. Мне хотелось сказать, что мое детство тоже прошло в психушке. Только другого рода. Оно выглядело опрятным и упорядоченным, когда я росла. Лишь позже я поняла, насколько сумасшедшим был мой родной дом.

Но ничего этого я не сказала. Не только потому, что кое-что обо мне Шону необязательно было знать, но и потому, что я боялась показаться соревнующейся с Шоном и Эмили за то, у кого из нас детство было хуже.

*** * ***

Однажды после обеда, вскоре после появления в моем доме полиции, Шон позвонил и спросил, не могу ли я забрать Ники из школы. Детективы просили его приехать в участок в Шероне. Он отпросился с работы, едет туда, но не знает, когда вернется.

Он приехал ко мне в шесть вечера. Его допрашивали два детектива, снова мужчина и женщина, детективы Мини ((неужели ее действительно так зовут?) и Фортас. Шон сказал, что они выглядели ненамного компетентнее, чем пара, явившаяся в мой дом той ночью.